День Победы, как ты стал от нас далёк…
…Амирали Али-оглы Алиев живет на втором этаже. Быстренько поднимаюсь. Дверь открывает высохший старик. На нем – праздничный мундир, увешанный орденами и медалями, похожими на медяшки леденцов.
– Гидаят Мамедович? – Голос у старика тихий, усталый.
– Здравствуйте, Амирапи Али-оглы, с праздником Вас!
– Спасибо, проходите…
Одна из стен занята полками с книгами; классика, философия, коммунизм. Но больше всего книг о войне, среди которых «Они сражались за небо» Покрышкина, «В походах и боях» Батова.
– Ну, – Амирали Али-оглы устроился в кресле поудобнее, – с чем пожаловали?
Повторяю то, что сказал ему в телефонной беседе. Моя цель – подготовка материала о том, как ветераны войны встречают День Победы.
– Как встречаю? Сами видите… Вот школьники приходили, – показывает на красные гвоздики в банке.
Надо было цветы купить… Почему не купил?
Аксакал говорит, будто извиняется. Теребит руками край скатерти. Руки у него в набухших венах.
– Несколько лет тому назад жену схоронил… Прожили сорок лет… Умерла моя Валентина… Дочка приехала, говорит, давай, папа, к нам. А я не хочу: больше шестидесяти лет прожил в Севастополе, здесь и умирать…
– Ну, что Вы, Амирапи Али-оглы, слава Богу, хорошо выглядите. Вам жить и жить.
– Это вам, молодым, жить. – И предлагает чаю. Хочет встать. Успокаиваю, прошу сесть.
Надо было купить чего-то к чаю… Почему не купил?
– Аксакал, расскажите, пожалуйста, как воевали…
– Да, да, конечно, – он мнется, – мне только надо принять лекарство…
– Вам подать?
– Я сам, – он поднимается. – Пока сам.
Берет с полки таблетки, глотает, запивает кипяченой водой из чайника.
– Пока вспомнил, потом забуду. Раньше Валентина контролировала, а теперь некому. Учет вела, -протягивает мне тетрадку. В ней – записи мелким убористым почерком: когда и что принял. – Вы о боевом пути спрашивали…
Амирали Али-оглы медленно опускается в кресло. Бледнеет, вытягивает ноги. Растирает колени. Начинает рассказ.
– Родился я в Азербайджане 1 января 1924 года. Отца как «врага народа» арестовали в тридцатом. Отправили на лесоповал в Новосибирскую область. Как раз в это время проявились человеконенавистнические наклонности Лаврентия Берии, который погубил сотни и тысячи таких, как мой отец. Больше отца я не видел…
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная. Пошел добровольцем из Азербайджана на фронт. Севастополь… Голод, руины, трупы… Все время было светло, даже ночью. Непрерывно обстреливали и бомбили. Я потерял бдительность, в результате получил контузию бомбовым осколком. Госпиталь. Смрад, крики. Негде хоронить трупы… Выздоровел – и на фронт.
В жизни моего поколения война была и осталась главным испытанием, потребовавшим от молодых людей немыслимого напряжения всех духовных и физических сил.
Есть какая-то закономерность в том, что люди моего поколения, попав на фронт, под огонь прямо со школьной скамьи или вузовской аудитории, лишь много лет спустя, когда им перевалило за тридцать, думали о настоящей жизни, о будущем.
Далеко не во все эпохи и не всюду даже людям, прожившим, как я, очень долгую жизнь, доводилось такое повидать на своем веку – благородство и бесчеловечность, самоотверженность и шкурничество, стойкость и предательство – и в таких крайних проявлениях, сплоченное большой кровью, жестокими страданиями, многими жизнями.
…После окончания войны я переехал на Родину, в Азербайджан, по зову сердца. Женился на любимой девушке. Вернулся с молодой женой в Севастополь – служить на флоте. Потом все время переезды в связи со службой: Благовещенск, Куйбышев, Архангельск, Петропавловск-Камчатский, Хабаровск. Родились две дочки. Спать негде, кроме как на чемоданах… Коммуналки, сплошные коммуналки… Потом, наконец, дали двухкомнатную в Севастополе – вот эту.
Демобилизовался из-за контузии во время войны. Активно участвовал в восстановлении родного города. Стал работать в горгазе в должности директора и пятнадцать лет руководил этим предприятием.
Дочери вышли замуж, старшая живет в Азербайджане, младшая в Архангельске с мужем – выпускником ЧВВМУ им. П.С. Нахимова.
Жили вместе с Валентиной. Доживали. Теперь вот доживаю один.
…Надо уйти, бежать от Амирали Али-оглы, избавиться от его прошлого, которое как агент сетевого маркетинга лезет в мое настоящее, а он, избавленный от одиночества, все говорит, говорит. Наверное, принимает мое смятение за сочувствие.
– Днем, Гидаят Мамедович, тяжесть собственного тела, ночью – тяжесть мыслей. И почему-то одна мерзость в голову лезет. Не спишь, ворочаешься. И все как на ладони: что сделал плохого и чего хорошего сделать не смог…
Замолкает. Выражение лица становится еще более извиняющимся.
– Простите старика: разоткровенничался. – Все понимает. – Вам, наверное, пора?
– Да, пожалуй, пора, – отвечаю.
Поднимаюсь. Хозяин квартиры самостоятельно встать не может. Поддерживая за локти, помогаю ему подняться.
Холодильник «Москва» шумит в прихожей и мешает прощаться. Впрочем, он еще и избавляет от необходимости быть многословным.
– Спасибо, аксакал, – топчусь на месте.
– Обязательно зайдите еще. Я буду ждать вас с заметкой обо мне.
– Не болейте, берегите себя. Ведь в Азербайджане говорят: кто не жил до 100 лет – сам виноват.
– Упаси Бог, Гидаят Мамедович, – отмахивается. – Нет сил жить. Быстрее бы… Понимаете?
Он сжимает мне руку. Вздрагиваю от неожиданности: руки у него сухие, холодные, безжизненные. Взгляд, наоборот, пристальный, испытывающий, в нем читается ясная мысль, которой он живет последние годы. Он давно все решил для себя, потому и отвергает предложение дочери переехать.
– Понимаю, зайду…
Мои слова звучат как обещание. Чего-то более весомого, нежели просто зайти.
…Улица, наполненная духотой и зноем. Ничего, кроме горечи во рту, в мыслях и ощущениях. Отчего живу так бессмысленно? Вечером уверяю себя, что надо быть сильным, планирую на завтра заведомо невыполнимую работу. Утром просыпаюсь, моюсь, ем – держусь. Но одна лишь азербайджанская национальная мелодия, взгляд – и сломано все прежнее, вчерашнее, решительное. Чужое все это, не мое, не со мной, не отсюда. И оцепенение парализующее.
А ведь ему, Алиеву Амирэли Али-оглы, еще хуже. И надо помочь. Он ведь только того и ждет. Потому и не спит.
…Вернулся, чтобы исполнить его безмолвную просьбу.
Открывая дверь, он суетится с цепочкой. Наконец, справляется.
– Вы что-то забыли, Гидаят Мамедович? – Смотрит настороженно, но по-доброму.
– С праздником, Амирали Али-оглы, – протягиваю букет полевых цветов. – Может быть, чаю попьем, я свежий торт купил…
Из глубины квартиры приглушенно доносится: «Этот День Победы порохом пропах, этот праздник со слезами на глазах».
Гидаят МУСАЕВ, ветеран ВМФ СССР, участник боевых действий, полковник в отставке.
Проходил военную службу матросом-срочником на Северном флоте (Гремиха),
затем офицером на Черноморском – в подводных силах КЧФ,
на крейсере “Михаил Кутузов”, в Черноморском Высшем военно-морском училище им. П.С. Нахимова,
аксакал азербайджанской национально-культурной общины “Ватан” в Севастополе.